Cпособы представления знаний о языке, сформировавшиеся в пределах тех или иных цивилизаций. Из определения ясно, что прилагательное «национальные» используется в данном термине с определенной долей условности, скорее в локальном или цивилизационном, нежели в страновом или тем более этническом смысле; корректнее было бы говорить о местных или автохтонных лингвистических традициях, однако термин уже устоялся.

Отдельные национальные лингвистические традиции представляют собой первый этап развития науки о языке. На этом этапе еще не существовало единой мировой науки, и изучение языков происходило изолированно в рамках отдельных цивилизаций (что, однако, отнюдь не исключало возможных влияний одних традиций на другие), причем в большинстве случаев такое изучение было непосредственно обусловлено решением тех или иных практических задач и не отделялось от них.

Некоторые представления о природе и сущности языка и о свойствах конкретных языков свойственны всем человеческим культурам, однако далеко не везде национальные лингвистические традиции успели самостоятельно сложиться (или же сведения о них до нас не дошли). Например, мы не можем ничего сказать о сколько-нибудь развитых национальных лингвистических традициях в Древнем Египте (до эпохи эллинизма), в индейских цивилизациях доколумбовой Америки и др. Первые известные нам описания языка появились в вавилонское культуре: от 2 тыс. до н.э. до нас дошли сгруппированные по совпадающим корням или аффиксам списки слов, использовавшиеся в учебных целях. Мы имеем, таким образом, первые парадигмы склонения и спряжения. Однако сколько-нибудь полные грамматики или словари того времени нам не известны.

Первой по времени высокоразвитой национальной лингвистической традицией стала индийская. Датировка ее истории, как и вообще датировка истории Древней Индии, затруднительна и проблематична, однако она безусловно стала складываться не позже первой половины I тысячелетия до н.э. Первым великим лингвистом Индии считается Яска, создатель первой в мире классификации частей речи; жил он примерно в середине I тысячелетия до н.э. Затем появилась великая грамматика Панини (между 6 и 2 вв. до н.э., часто этот интервал сужают до 6–4 вв. до н.э.), представляющая собой и поныне непревзойденное по точности, полноте и компактности описание фонетики, морфологии и грамматики санскрита. Традиции Панини продолжили Катьяяна и Патанджали, жившие в конце I тыс. до н.э. В дальнейшем сочинения этих авторов, особенно Панини, продолжали комментироваться, однако ничего равного им создано не было. Тем не менее индийская национальная лингвистическая традиция непрерывно продолжалась вплоть до наших дней.

Начиная с 5–4 вв. до н.э. в Древней Греции начинает складываться античная (европейская) национальная лингвистическая традиция. В отличие от других традиций она изначально не была связана с практическими потребностями и развивалась в рамках философии. Поэтому в классический период не сложились какие-либо школы, описывавшие язык; мы имеем лишь обсуждения некоторых вопросов, связанных со свойствами языка, в философских трудах. Особенно важны были идеи Платона и Аристотеля об именовании, о связи имени и обозначаемой им вещи. У Аристотеля появляются первые классификация частей речи и определения имени и глагола. В большей степени о формировании собственно лингвистических понятий можно говорить применительно к философам, входившим в школу стоиков (4–3 вв. до н.э.).

Окончательное формирование античной национальной лингвистической традиции произошло вместе с возникновением александрийской грамматической школы в 3–2 вв. до н.э. В Александрии были созданы первые греческие грамматики и разработана грамматическая терминология, во многом сохранившаяся до наших дней. Не позже 1 в. до н.э. идеи александрийцев попали в Рим и были приспособлены к латинскому языку; в дальнейшем греческий и римский варианты античной, а затем средневековой традиции развивались обособленно друг от друга. Первым крупным римским грамматистом был Марк Теренций Варрон (116–27 до н.э.), труды которого частично сохранились. Позже образцовыми грамматиками латинского языка считались два дошедших до нас сочинения: позднеримская грамматика Доната (3–4 вв. н.э.) и обширная грамматика Присциана, написанная уже в ранневизантийскую эпоху (первая половина 6 в.).

Примерно в то же время, что в и Греции, складывается национальная лингвистическая традиция в Китае. Иероглифический характер китайского письма повлиял на то, что прежде всего изучались иероглифы и составлялись иероглифические словари. Первые словари появились во 2 в. до н.э. Первым классиком китайского языкознания стал Сю Шэнь (1 в. до н.э.), который предложил классификацию иероглифов и их составных частей, сохранившуюся до сих пор; эта классификация определила порядок иероглифов в словарях. Начиная с 3 в. н.э. проявился также интерес к описанию фонетики: начали составляться словари омофонов (применительно к китайскому языку – слов с одинаковым звучанием и различным значением, записываемых различными иероглифами), исследовались тоны. С 6 в. появляются словари рифм, а с 9 в. – фонетические таблицы. Китайская национальная лингвистическая традиция в целом просуществовала до конца 19 в., когда началась европеизация китайской науки.

Существенно позже сформировалась еще одна крупная и оригинальная национальная лингвистическая традиция, арабская; ее начало отсчитывается от образования в 7 в. н.э. Арабского халифата. Причинами ее формирования стали необходимость поддерживать в неизменном виде язык Корана и обеспечивать обучение арабскому языку многоязычного населения Халифата; с этим связано то, что центрами арабской лингвистической традиции стали не исконно арабские территории, а районы, пограничные с другими культурами: первоначально Басра и Куфа (современный Ирак) на границе с Ираном, позднее также арабские Испания и Северная Африка. Первые арабские грамматики появились в начале 8 в. Классиком арабской лингвистической традиции стал Сибавейхи (Сибаваихи), родом перс (год рождения неизвестен, умер между 782 и 809). В его грамматике были детально описаны фонетика, морфология и синтаксис классического арабского языка. В дальнейшем арабские грамматики писались по ее образцу. Другим крупным языковедом был Абу-ль-Фатх Ибн Джинни (932 или 942–1002), сын грека-раба; он интересен рассуждениями о природе языка и языковой норме. Известны и многие другие средневековые арабские грамматисты. Как и индийская, арабская национальная лингвистическая традиция существует до сих пор в сфере мусульманского образования во многих странах, однако период ее творческого развития закончился несколько веков назад.

К числу поздних национальных лингвистических традиций можно отнести японскую. До 17 в. в Японии язык изучали по китайским образцам, уделяя основное внимание составлению иероглифических словарей. Однако в 17–19 вв., когда Япония была закрыта для иностранцев, включая китайцев, в ней стала развиваться национальная наука, прежде всего связанная с изучением языка. В трудах классиков японской лингвистической традиции Кэйтю (1640–1710), Нариакира Фудзитани (1738–1779), Норинага Мотоори (1730–1801), Акира Судзуки (1764–1837), Гимона Тодзё (1786–1843) и др. были высказаны многие оригинальные идеи. Самостоятельно была разработана грамматика, отсутствовавшая в китайской традиции, изучались историческая фонетика и семантика. К моменту «открытия» и последующей вестернизации Японии (с середины 19 в.) становление японской национальной лингвистической традиции еще не завершилось, в частности, не успел сформироваться синтаксис. Может быть, поэтому в Японии в отличие от других стран Востока «молодая» традиция смогла видоизмениться под европейским влиянием, результатом чего стал ее синтез с западным языкознанием. Идеи японской лингвистической традиции продолжали использоваться и в 20 в.

Можно говорить и о других национальных лингвистических традициях, хотя они не всегда хорошо изучены. От индийской традиции отпочковались тибетская и монгольская, приобретшие ряд специфических черт. Многие черты сходства с арабской, но также и ряд отличий имеет средневековая еврейская лингвистическая традиция. В Корее в 1446 появился фонетический трактат Хунмин чоным хэре, основанный на оригинальных идеях, не имевших аналогов ни в Китае, ни в Японии, однако за пределами анализа фонетики и графики корейская национальная лингвистическая традиция не сложилась. В 1072–1077 выдающийся тюркский ученый Махмуд Кашгарский (р. ок. 1030 на территории современного Кыргызстана, дата смерти неизвестна) создал словарь тюркских наречий Диван лугат ат-тюрк. Словарь этот не только оказался удачным применением несколько модифицированных идей и методов арабской национальной традиции к структурно сильно отличным от арабского тюркским языкам, но и фактически первым, на века опередившим свое время начинанием в области диалектологии и сравнительного языкознания. У Махмуда Кашгарского, однако, не было последователей, и особой тюркской национальной лингвистической традиции не сформировалось. Далее речь в статье будет идти о пяти национальных лингвистических традициях: индийской, античной, китайской, арабской и японской.

Все перечисленные традиции (кроме античной в начальный период) складывались на основе определенных практических потребностей, главной из которых была необходимость обучения некоторому базовому для данной традиции языку. Это были санскрит в Индии, греческий и латинский в античном мире, классический китайский (вэньянь) в Китае, классический арабский в мусульманском мире, старописьменный японский (бунго) в Японии. Описание языка для целей обучения было актуальным лишь в двух случаях: либо когда язык должны были усваивать носители других языков (греческий в Александрии, латинский в завоеванных Римом провинциях, арабский в Халифате), либо когда язык культуры начинал с ходом времени значительно отличаться от разговорного (санскрит в Индии времен Панини, вэньянь в Китае двух последних тысячелетий, бунго в Японии к 17 в.); отнюдь не случайно, что античная традиция не сложилась тогда, когда по-гречески говорили только в Греции, а по-латински – лишь в Риме.

Другой задачей, стоявшей в рамках многих национальных лингвистических традиций, было толкование престижных текстов, язык которых не всем был понятен. Чаще такая задача вставала на более поздних этапах развития той или иной цивилизации, когда таких текстов накапливалось уже достаточно много; показательно, что наиболее поздняя по времени возникновения японская лингвистическая традиция сформировалась в значительной степени в связи с комментированием текстов на бунго. Особенно важна была комментаторская деятельность для развития фонетики и семантики. В ряде традиций играла роль формулировка правил стихосложения: словари рифм в Китае, изучение долготы-краткости гласных и ударения (учение о просодии) в античном мире. Наконец, в Индии стояла совершенно особая задача, не имевшая аналогов в других цивилизациях: грамматики создавались для формулирования правил построения ритуальных текстов.

Все национальные лингвистические традиции исходили из наблюдений над каким-то одним языком. Некоторые традиции (индийская, китайская, греческий вариант античной) вообще не предусматривали существования каких-то других человеческих языков; их изучали лишь практически и часто приравнивали к звукам, издаваемым животными. Другие традиции были вынуждены считаться с существованием «чужих» языков: греческого для латинского варианта античной традиции, греческого и персидского для арабской традиции, китайского и санскрита для японской. Однако после окончательного формирования каждой из этих традиций «чужие» языки начинали игнорировать; если же о них и вспоминали, то лишь с целью показать превосходство «своего» языка. Идея сравнения языков была принципиально чужда всем национальным лингвистическим традициям. (Упомянутый выше словарь Махмуда Кашгарского представлял исключение, но он и стоял вне целевых ориентаций, характерных для национальных лингвистических традиций; возможно, поэтому он и не дал начала особой традиции.) Ряд традиционных концепций основывался на идее о существовании только одного «правильного» языка. Таковы концепции естественной связи между свойствами вещи и звучанием соответствующего слова, распространенные в разных культурах от Древней Греции (Кратил Платона) до Японии.

Точно так же всем национальным лингвистическим традициям был чужд исторический подход к языку. Язык рассматривался как дар, полученный человеком от высших сил либо созданный человеком при их помощи. Такое богатство не могло быть изменено или улучшено, однако вполне могло быть испорчено или забыто. Все замечавшиеся изменения трактовались как «порча» языка (точка зрения, не вполне изжитая в обыденном сознании и поныне, да и в лингвистике отказ от нее произошел достаточно поздно). Соответственно, во всех национальных лингвистических традициях предпринимались те или иные меры против такой «порчи»: отсюда античные или японские этимологии, направленные на восстановление «правильного» значения, потом забытого, фонетические реконструкции в Китае и Японии, имевшие целью восстановить «правильное» произношение времен написания престижных памятников (словари рифм и фонетические таблицы в Китае ориентировались не на живое произношение, а на реконструкцию произношения тысячелетней давности).

Все традиции исходили из четкого представления о норме, везде стояла задача создания, а затем поддержания нормы, разграничивались «правильный» и «неправильный» языки. Источники нормы могли быть различными. В большинстве традиций существовал образцовый набор текстов. Это мог быть закрытый список сакральных текстов: в арабской национальной лингвистической традиции – Коран, в Европе начиная с поздней античности – Библия. В других традициях это было множество светских, как правило, древних текстов; так обстояло дело в Китае и в Японии. В последнем случае вопрос об отборе нормативных текстов мог решаться неоднозначно. В случае закрытого списка существовала другая проблема: дополнения нормы, если что-то в этом списке отсутствовало. В этом случае норма могла пополняться из ранее созданных описаний языка (в средневековой Европе таким источником была грамматика Присциана), из живого обихода «хороших» носителей языка (так делали во времена Сибавейхи, снаряжая экспедиции к бедуинам, язык которых считался образцовым, – ср. рассуждения о «живом роднике народного слова» в России 20 в.), отдельные формы могли конструироваться по аналогии самим грамматистом. Особый характер имела норма в Индии: правила грамматики Панини давали возможность строить нормативные тексты. Это делало излишними дискуссии по вопросам нормы, частые в других традициях; с этим связано и то, что грамматика Панини отражает совершенно особый вариант санскрита, отличный и от более архаичного языка Вед, и от языка классического санскритского эпоса.

Такая особенность индийской национальной лиргвистической традиции была связана с другими ее специфическими чертами. Цель построения нормативных текстов определяла ее синтетический характер: давались список корней и список звуков, далее давались правила, позволявшие из корней строить более протяженные единицы: слова и словосочетания. Из отдельных элементов и некоторого смыслового задания получались правильные тексты. Все другие национальные лингвистические традиции были не синтетическими, а аналитическими: для них исходной данностью были тексты, которые надо было разделить на составные части, выделить более элементарные единицы, расклассифицировать их и т.д. Европейская, а впоследствии и мировая наука о языке, выросшая из античной лингвистической традиции, сохраняла аналитический характер вплоть до середины 20 в., когда стали появляться первые грамматики синтеза.

С этой особенностью индийской традиции связана и другая: ее устный характер. Индийская культура крайне низко ставила письмо, ритуальные тексты могли быть только устными. Грамматика Панини и другие сочинения создавались и передавались из поколения в поколение в устной форме и лишь через несколько веков были записаны. Устный характер требовал краткости изложения и большой компактности правил, которые надо было запоминать наизусть. Напротив, в Греции, Риме, мусульманских странах, Китае, Японии лингвистические сочинения изначально писали, а престиж письменного и позднее печатного слова был особенно высок и часто поддерживался религией. Письменные грамматики отнюдь не требовали краткости и компактности правил; наоборот, достоинством считался большой объем сочинений, дававший возможность охватить больше материала. Объем книг возрастал за счет многочисленных подтверждающих примеров из образцовых текстов, необходимых при анализе текстового материала и излишних при синтезе.

В различных национальных лингвистических традициях по-разному охватывалась система языка. Во многих традициях звуки путали с буквами, но в то же время фонетика везде, кроме Китая и Японии, была более развита, чем изучение письма (грамматология). Для языков с алфавитным письмом описание букв и их составных частей не имело существенного значения. В то же время в Китае и Японии очень важным было изучение иероглифики. Фонетические исследования были очень важными в Индии, где надо было строить устные тексты, и в мусульманском мире, где существовала очень строгая традиция правильного чтения Корана вслух. Значительно слабее была развита фонетика в Европе, причем подобное отставание сохранялось вплоть до 19 в. В Китае и Японии, как было сказано выше, важную роль играли фонетические реконструкции «правильного» древнего языка, а живое произношение как «испорченное» игнорировалось.

Большинство национальных лингвистических традиций разграничивало два основных вида описания языка: грамматику и словарь, но их развитие было в разных традициях различным. Лишь у арабов грамматика и лексикография (составление словарей) были развиты в равной степени. В Индии и особенно в Европе преимущественное внимание уделялось грамматикам, что было связано со сложной морфологией соответствующих языков, требовавшей специального описания. В Европе лексикографическая традиция (не считая толкований смысла непонятных слов) сложилась очень поздно, лишь в 16–17 веках. Но зато в Китае при отсутствии в китайском языке словоизменения и грамматической аффиксации развитие лингвистической традиции пошло по пути составления словарей. Лексикографическая традиция там за два тысячелетия достигла очень высокого развития, тогда как первая национальная грамматика была написана лишь в 1898 под европейским влиянием. Даже имевшиеся в китайском языке грамматические элементы описывались словарно: существовали специальные словари «пустых», т.е. служебных слов. В Японии словари составляли по китайским образцам, а грамматики начали писать в 18 в. самостоятельно.

Различным был в разных традициях и подход к фонетике. В античной и индийской традициях первичной единицей был отдельный звук (гласный или согласный), производной единицей – слог. В арабской традиции выделялись лишь согласные звуки, а гласные (по крайней мере краткие) рассматривались как некоторые операции со звуками, создающие слог. Все это отражало особенности соответствующих языков: в греческом, латинском и санскрите возможны разнообразные сочетания звуков и нет жестких ограничений на структуру слога, тогда как в арабском корень состоит из согласных, а гласные модифицируют корень. В то же время в китайском и японском языках существуют весьма жесткие ограничения на слоговую структуру и слоги четко выделимы в тексте. Это отразилось в соответствующих традициях. В китайской лингвистической традиции первичной единицей фонетики является слог, который потом делился на сегментную часть и тон. В сегментной части выделялись начальная, нерифмующаяся часть (инициаль), обычно из одного согласного, и рифмующаяся часть (финаль), часто состоящая из нескольких звуков, которые никак не разделялись. Фонетичеcкие таблицы по горизонтали группировали иероглифы с одинаковой инициалью, а по вертикали – с одинаковой финалью. В Японии простые слоги типа «согласный + краткий гласный» рассматривались как первичные, нечленимые единицы, но конечнослоговые согласные и вторые компоненты долгих гласных и дифтонгов выделялись как отдельные единицы.

Во всех традициях имелось то или иное представление о первичной единице лексики и одновременно грамматики (если последняя вообще учитывалась). Такая единица может быть названа словом. Представление о центральной роли слова безусловно имеет психолингвистические основания (см. СЛОВО). Однако лингвистические свойства таких единиц могут быть разными. Например, в Китае такой единицей считались те же слоги, только наделенные значением, хотя с европейской точки зрения эти единицы в китайском языке обычно соответствуют корням, но далеко не всегда – словам. Во всех национальных лингвистических традициях, кроме китайской, где выделяются лишь «пустые» и «полные» (знаменательные) слова, проводится классификация слов по частям речи, наиболее детально разработанная в античной традиции. Синтаксис в наибольшей степени был разработан в арабской традиции.

Европейская национальная лингвистическая традиция в течение долгого времени по большинству параметров не относилась к наиболее разработанным. Однако в конечном счете основой мировой лингвистики стала именно она. Помимо общекультурных и социально-политических причин здесь сыграло роль и развитие самой традиции, которая постепенно приобрела такие черты, которые в других лингвистических традициях самостоятельно так и не развились. Ученые-схоласты в 13–14 вв. начали писать «философские грамматики», отделенные от практических целей; ими была поставлена задача объяснения явлений языка, отграниченного от их описания. С 15–16 вв. ранее единая западноевропейская традиция, основанная на латыни, начинает дробиться на национальные варианты, связанные с изучением литературных германских и романских языков на разговорной основе. Этот процесс привел к появлению идей о множественности языков. Они, в свою очередь, вызвали, во-первых, появление сопоставительных исследований языка и, во-вторых, постановку вопроса об общих свойствах «языка вообще» и о специфике отдельных языков. Наконец, в 18 в. сложилась идея об историческом развитии языков, которая в начале 19 в. привела к формированию первого строгого лингвистического метода – сравнительно-исторического. С этого времени европейская национальная лингвистическая традиция окончательно превращается в науку о языке.